29 ноября – годовщина объявления Башкирским Шуро (Советом) своим фарманом (постановлением) № 2 башкирской территории Оренбургской, Уфимской, Самарской и Пермской губерний национально-территориальной автономией Башкортостана. Это – первая из памятных дат рождения и становления нашей республики. В честь этой годовщины намечается митинг башкирских молодежных организаций в Уфе.Сначала 11 ноября 1917 г. Башкирское Шуро издало фарман (приказ) № 1, в котором говорилось об установлении национального самоуправления башкирского народа: «политика правительства Керенского нанесла серьезный ущерб башкирскому делу... Башкиры и башкирские войска могут и должны стоять за такое правительство, которое признает в полном объеме права отдельных национальностей».
Напомним, 1 ноября 1917 г. СНК РСФСР приняло «Декларацию прав народов России», о которой мы говорили ранее. В ней провозглашались равенство и суверенность всех народов страны, право народов на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства, отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений, свободное развитие национальных меньшинств и др. Она подтверждалась обращением Совнаркома РСФСР «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» и Наркомата по делам национальностей «Советам Казани, Уфы, Оренбурга, Екатеринбурга, Совнаркому Туркестанского края и другим». В них говорилось: «Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это».
Учитывая сложившуюся ситуацию, Башкирское областное шуро своим фарманом № 2 от 16 (29) ноября 1917 г. объявило с 15 ноября башкирскую территорию Оренбургской, Уфимской, Самарской и Пермской губерний автономной частью Российской республики и приступило к осуществлению автономии в пределах территории Малой Башкирии. 22 ноября 1917 г. газета «Правда» под заголовком «Автономия Башкирии» сообщила об этом историческом факте.
8-20 декабря 1917 г. прошел III Всебашкирский Учредительный Курултай (Съезд) в Оренбурге при участии 223 делегатов, утвердивший решения Шуро об автономии Башкортостана.
Этим событиям посвящена немалая литература, работы М.М.Кульшарипова, Б.Х.Юлдашбаева, Д.Ж.Валеева, С.И.Хамидуллина, Р.Р.Таймасова, Р.Масалимова и др. Но хотелось бы сказать несколько слов о соотношении различных дат провозглашения автономии Бащкортостана – они проходили поэтапно, и каждый этап был по своему важен и последователен. Сначала была провозглашена собственно автономия, очерчены ее проектные границы. Далее следовало придать проекту реальные политические очертания, в которых он мог бы бороться за свою субъектность и выполнить цель, поставленную 15 (29) ноября Шуро и утвержденную позже Курултаями всех созывов. Именно с этой целью параллельно была образована временная автономия, так называемой Малой Башкирии. В частности, в нее не вошли территории башкир-земледельцев. Постановление III Курултая (Съезда) Башкурдистана 8-20 декабря буквально гласило: «Для введения автономного управления в западной Башкирии, а именно: в западных частях Уфимской, Самарской и Пермской губерний, должны быть созваны не позже января 1918 года уездные съезды. …и тем взять бразды правления в свои руки. Правительство же Башкурдистана со своей стороны должно употребить все усилия к тому, чтобы Уфимская губерния целиком присоединилась к Башкирии без особой ломки с готовым государственным аппаратом» [А.А.Валидов — организатор автономии Башкортостана (1917-1920 гг.). Документы и материалы. Ч.I / Сост. Н.М.Хисматуллина, Р.Н.Бикметова, А.М.Галеева, Ю.Р.Сайранов. — Уфа, 2005. С.82].
Оно и прилагало усилия, согласно наказу своего народа, только их оказалось физически недостаточно. В принятом в январе 1918 года Положении об автономии Малой Башкирии есть многозначительные слова: «Пока Малая Башкирия заключается в следующих границах: …». Представьте себе реакцию «мирового сообщества», если бы конституционные положения о границах, скажем, РФ начинались столь же зловещим выражением.
Само понятие «Малая Башкирия» — совершенно неисторическое, за пределами периода 1917–1922 гг. оно никогда и никем не упоминалось, включая столь авторитетного историка, как сам ее создатель, А.-З.Валиди. Его проектом была территориально-политическая автономия Башкирии в нормальных, гораздо более широких границах. Свидетельство чему — карта Большой Башкирии, составленная тем же А.-З.Валиди.
На переговорах с Москвой автономисты и отстаивали, и получили по минимуму. Т.е. только автономию Малой Башкирии, территорию, на которую реально распространялся их контроль. Контроль не в смысле полного военного господства — и Красная, и Белая армии, воевавшие на этой территории, обладали подавляющим превосходством в численности и вооружении над малочисленным Башкирским корпусом.
Просто потому, что эти армии — явление общероссийское, к их услугам мобилизационный потенциал всей огромной страны. А башкир — около полутора миллионов на начало войны. Но контроль в смысле поддержки населения, возможностей пусть не многочисленного, но своего Башкирского войска и кантональных дружин самообороны. Ни Красная, ни Белая армия не могли обеспечить такого контроля над населением, несмотря на все свои временные победы.
А башкиры — могли, на своих землях, и шире масштабах всего региона, Башкортостана, они вновь, почти как в XVIII веке, оказались главной местной военной силой. Смоленский, Интернациональный и прочие полки, вся Пензенская дивизия, Вторая и Пятая Армия в целом — силы не местные. Они рано или поздно уйдут. Это — возрожденные Л.Троцким остатки старой регулярной армии, с аналогом Генштаба из бывших царских офицеров, «военспецов». И с мощной, организующей прослойкой освобожденных немецких и австро-венгерских военнопленных, «интернационалистов», и комиссаров — уроженцев Западного края России.
Вели они себя в Уфе именно как завоеватели. По словам уфимца А.Борецкого: «Последние ночи перед бегством они провели в пьянстве, в оргиях, грабежах и разбоях. Сегодня ночью группа красноармейцев силой вломилась в гостиницу «Россия» и требовала выдать им горничных». У небашкирского населения Уфимской губернии собственных боеспособных формирований не было. Их мобилизовывали в любую армию, контролировавшую губернию на данный момент — они шли — а куда бы они еще, интересно, делись? А когда что-либо подобное пытались создать, это выглядело следующим образом: «По возвращении в Уфу 2 июня Подвойский попытался заняться реорганизацией местных вооруженных сил, основу которых составляли отряды БОНВ (боевые организации народного вооружения).
Эти отряды являлись собственно партийными дружинами (как большевистскими, так и левоэсеровскими). … Отряды БОНВ плохо знали строй, воинскую дисциплину, не были обучены многим солдатским приемам. Р.И.Берзин, под чьим началом в июне 1918 года отряды БОНВ воевали против группы Войцеховского, свидетельствовал: "Интересная, но печальная картина получилась при столкновении с врагами. Когда отрядам был отдан приказ занять участок, выставить сторожевое охранение, держать связь по фронту и в глубину, то оказалось, что обо всем этом дружинники и понятия не имели. Шли кучками вперед, при малейшем шорохе или своем же выстреле открывали беспорядочный огонь в воздух, не видя противника. Соседи их, не имея связи, принимали это за атаку белочехов и отступали. Под Миассом 2 июня пришлось буквально расставлять каждого солдата в цепи, разъяснять, как двигаться вперед, как держать себя во время наступления или перестрелки. И все же, когда два чехо-словацких полка повели наступление и показались цепи противника с дисциплинированным ружейным и пулеметным огнем, боевики не выдержали и отступили". » [Егоров А.В. К вопрсу об эвакуации большевиков из Уфы в июле 1918 года // Башкирский край. Сборник научных статей. — Уфа, 1993. С. 104-105].
Поэтому, например, мишари, вооружаясь, призывали: «берите пример с башкир!», а не с ватаг БОНВ. И не с «Милли меджлиса». Газета «Дитя мишарское Башкортостана» призывала: «оружие Национального управления [мусульман] — муллы. Оружие Башкирского правительства — штык! Каждому из нас, конечно, известно, какое оружие на сегодня является предпочтительным». И нередко вливались в Башкирский корпус, несмотря на все разногласия.
Вот как выглядела Уфимская дивизия без башкир. «7 июня по приказу Высшей Военной инспекции в Уфе должно было начаться формирование на базе БОНВ штаба дивизии, штаба пехотной бригады, двух полков и артиллерийского дивизиона 1-й Уфимской стрелковой дивизии по штатам, утвержденным СНК РСФСР. С этой целью 2-я дружина БОНВ была переименована в 1 -й Уфимский советский полк, а 3-я - во 2-й Уфимский советский полк. Но, как свидетельствует один из организаторов Красной армии в Уфимской губернии Ф.Я.Першин, "когда решили организовать Красную армию, с тем, чтобы красногвардейцы (т.е. бойцы отрядов БОНВ. — А.Б.) влились в армию, большая часть красногвардейцев от этого отказалась". БОНВ по-прежнему остались автономной организацией и вошли в состав Красной армии только в конце июля - начале августа 1918 года. …В результате разнообразных мобилизаций и наборов, как вспоминал Б.М.Эльцин, "наши войска представляли разнородный, разнохарактерный и разношерстный состав... Численность всего этого было трудно определить, поэтому на соответствующие телеграммы т.Троцкого и ответы давались самые разнообразные"» [35, с.106-107].
Неудивительно, что такие «герои» были беспомощны не только перед «башкирской шовинистической военщиной», но и перед партизанами: «Отправленный 12 июня из Месягутово в Сикияз отряд (БОНВ, коммунисты и левые эсеры) был обращен в бегство крестьянами, вооруженными вилами, кольями и лопатами. В тот же день повстанцы заняли Месягутово, где находился один из главных уездных центров советской власти. 12 июня в Месягутово был образован особый крестьянский штаб для согласованного руководства восставшими против большевиков» [Егоров А.В. К вопрсу об эвакуации большевиков из Уфы в июле 1918 года // Башкирский край. Сборник научных статей. — Уфа, 1993. С.109].
Местным большевикам вновь пришлось надеяться на «инородцев»: «В течение нескольких дней были сформированы татаро-башкирская дружина, национальный марийский полк, латышский батальон, турецкий отряд из военнопленных и др.» [Егоров А.В. К вопрсу об эвакуации большевиков из Уфы в июле 1918 года // Башкирский край. Сборник научных статей. — Уфа, 1993. С.106]. Боеспособная Уфимская дивизия была у белых, но состояла она именно из башкирских полков и Камского татарского полка [Таган Г. Башкиры в Забайкалье // Ватандаш. 1997. № 8. С.164-165].
Что такое «максимум», Валидов собственноручно изобразил на карте Большой Башкирии в 1917 году. По поводу этой карты некий фолькхисторик писал, якобы «в 16 веке возможно так и было, но по тем временам можно было только ностальгировать». Во-первых, почему «только ностальгировать»? Революция — не время ностальгировать, а время строить, «чтоб сказку сделать былью!». Так понимали ее все участвующие в ней стороны — красные, белые, зеленые, анархисты и самостийники, так поняли ее и башкирские националисты. И даже инструмент для перестройки спешно готовили — Башкирское войско, пока «учредиловцы» и «Милли меджлис» занимались в Уфе говорильней.
Во-вторых, «так и было» не только в XVI веке, но и в XIX-ом, и в XX-ом, в XXI-ом, поскольку под Башкирией понимается страна башкир, по башкирски — Башкортостан, населенная отнюдь не одними башкирами, как и Россия — не одними русскими.
Просто после XVI века башкиры стали жить в этой стране не одни. Но они и раньше, без русских, жили в ней не всегда одни — появлялись и исчезали угро-финны, кыпчаки, ногайцы, калмыки — и только башкиры оставались жить в своей стране с момента своего зарождения как этноса, и намерены жить в таковой и впредь. Народ, имеющий право на самоопределение. Именно поэтому башкиры боролись за реализацию этого права не в виде отделения от России, а в виде национально-территориальной автономии в ней.
Что Малая Башкирия — вынужденный и временный минимум желаемого для автономистов, знает каждый историк (потому то она и «Малая»). История заполненных фактами, как автономисты постоянно пытались этот минимум округлить и расширить. Расширить максимум? Максимум потому и максимум, что в расширении не нуждается. Не те были условия у Валидова в марте 1919, чтобы максимум требовать.
В «Малую Башкирию» первоначально не вошел даже Стерлитамак, за который Валидов яростно боролся. Но позже. Как и за Оренбург. И по Уфе ностальгировал. И по Мензелинску. Просто политика — искусство возможного. Именно тяжелое положение башкирских частей, перешедших непосредственно за Валидовым на сторону Красной Армии, не позволяло требовать на тот момент большего. Кто же, не будучи победителем, требует «максимум»? Побежденный вообще не может ничего требовать, а в двусмысленном положении, в котором оказался Валидов — ни победитель, ни побежденный, остается довольствоваться минимумом. Не теряя надежды на лучшее. И приближая его. Работой.
Хаоса и у красных, и у белых, и у валидовцев хватало. Но суть, а не форму вопроса понимали все стороны. А она проста и принципиальна — рождалась первая в РСФСР юридически зафиксированная национально-территориальная автономия, а уж подробности ее территориально-государственного устройства — дело мира, а не войны, которая продолжала бушевать на территории новорожденной республики.
Да, Малая Башкирия была экономически несамостоятельным, не цельным организмом — но только потому, что была образованием временным, сторонники башкирской автономии и государственности и не думали ограничивать Башкирию этими рамками как долгосрочный проект.
Договор 20 марта 1919 года – конечно, тоже заслуженно чтимое событие и дата. Но он был следующим промежуточным этапом, был нужен лишь как юридическое закрепление самого принципа национально-территориальной автономии со стороны нового Центра.
В рамках, максимально возможных при положении, в которое попали националисты к этому времени. Потому-то башкирские власти и под руководством, и без руководства Валидова требовали включить исторически башкирские и экономически необходимые Башкирии Стерлитамак, а позже — Уфу с остатками губернии в состав автономии. Сначала думали не столько об Уфе, сколько об Оренбурге — втором историческом центре управления башкирами, где находилась их реликвия — Караван-Сарай Башкирского Войска, но этот план был признан нереальным самими башкирскими националистами.
Во-первых, большевики не хотели об этом даже слышать. Т.е. ритуально передали башкирам Караван-Сарай сразу, но сам Оренбург — никогда. Более того, Оренбургская область замышлялась ими именно в качестве «буфера», отделяющего башкир от Казахстана и тюркского мира вообще, что вызвало откровенную ярость А.-З.Валиди и башкирских националистов в целом [Заки Валиди Тоган. Воспоминания. Борьба народов Туркестана и других мусульман-тюрков за национальное бытие и сохранение культуры. Кн. 1. / Пер. Г.Шафикова, А.Юлдашбаева. — Уфа, 1994. С.326-331].
Во-вторых, потому что такой передаче категорически противилось слишком много других сильных национальных общин, в том числе оренбургские казаки, исторически отнюдь башкирам не дружественные. Вместе с местными русскими, к которым они были приписаны, поскольку их Войско было Советами ликвидировано, они представляли в Оренбуржье численно подавляющую силу.
В-третьих, Оренбург — город молодой, и не находится в центре башкирских земель, в отличие от Уфы. Хотя ранее и Уфа, и Оренбург поочередно (а около 70 лет даже одновременно, как в период Башкирского Войска) исторически являлись административным центром одной и той же губернии. Разделение на разные губернии произошло лишь в 1865 году, и башкирской интеллигенцией оценивалось весьма болезненно. Так же, как и русскими интеллектуалами города Уфы, в лице С.Т.Аксакова. Причем одновременное существование военной администрации «Уфимско-Оренбургского края» продлилось до 1885 года. На этой-то территории и располагался «обширный край, в область которого вошли нынешние губернии Оренбургская, Уфимская, половина Самарской и два уезда губерний Вятской и Пермской, назывался, да и теперь еще называется — по имени народа, обитавшего здесь уже с давних времен; народ этот — башкиры». Эти строки написаны писателем и краеведом Ф.Д.Нефедовым в самом конце XIX века. Т.е. отнюдь не только горная часть Оренбургской губернии, составившая Малую Башкирию, а огромная область, включающая и эту, и Уфимскую губернию целиком, и т.д. по цитате. Это была Башкирия, «страна башкир» — а по башкирски: «Башкортостан».
«Малая Башкирия» для Валидова — прежде всего источник воинственного пополнения Башкирского войска, которое было его главным козырем в проведении в жизнь идей автономии и федерализма. И было оно небольшим, но безусловно боеспособным, что очень важно в войне, все больше напоминавшей, по выражению С.Г.Кара Мурзы «драку двух дистрофиков», когда и для «красных», и для «белых» важное значение приобретала каждая дивизия, каждая бригада. Комплиментов боевым качествам башкирских частей в составе обеих враждующих в России группировок — целое море во всех источниках. И без этого войска ни подписывать договоры (даже нарушенные позже), ни вообще разговаривать об автономиях никто бы не стал: потрепались на митингах, и хватит. Поскольку «красные» вели на деле не менее империалистическую политику, чем «белые». Это быстро понял и описал А.-З.Валиди, это подтверждают ныне все историки, в том числе с полярных политических позиций — от С.Г.Кара Мурзы и В.В.Кожинова до А.М.Буровского. Ведь даже осуществленные АССР стали во многом декларативными, а без этого прецедента их могло бы вообще не быть. Большевикам оставалось только постепенно купировать сепаратистский потенциал этой автономии вроде собственной армии, не уступавшей по возможностям нынешним силам Рамзана Кадырова (объявив лично Валидову, но отнюдь не во всеуслышание, подписанный договор «пустой бумажкой»), но не отказываться от него как от юридического прецедента (это было уже невозможно стратегически), лишь сменив в этой автономии власть. И только после этой операции логично включить в нее остальную часть Башкирии, убрав с нее ветхую вывеску «Уфимской губернии», лишь прикрывавшую еще не распределенные обрезки бывшей непригодного более к употреблению старого, «губернского» административного деления. Естественно, от этой губернии не отказался бы и Валидов, но только под своим, а не губернско-партийным руководством.
Но это было уже неосуществимо: он был человеком Гражданской войны, и в скором времени на смену поколению революционеров шло поколение жестких созидателй. Валидовы и Муртазины неизбежно должны были уступить место Кусимовым и Шаймуратовым, что в общероссийскомс масштабе воплотил Михаил Шолохов в трагической фигуре вождя казаков-повстанцев Григория Мелехова. И личная судьба самого Валидова, при всех своих трагических моментах, пошла отнюдь не по самому трагичному пути, подарив миру, после столь рискованной политической карьеры, одного из ведущих тюркологов мира. Драматическая борьба за автономию в рамках чудовищной по потерям Смуты – неизбежно уступила строительству автономии советской, в общем русле собирания и строительства из кровавых осколков распавшейся империи – новой сверхдержавы. Но память о героизме и политическом искусстве, о тяжком выборе моделей развития, ошибках, компромиссах, подвигах и прорывах – останутся не только для гражданского почитания, но и для спокойного, тщательного анализа – грядет новая Смута, вторая на жизни моего поколения, и анализ этот, как и память, нужен нам как никогда. Каким смыслом будет наполнена эта автономия в наше время, сумеем ли мы ее отстоять, насколько плодотворна для защиты региональных интересов, стабильности и единства всей России и сохранения дружбы и культуры населяющих ее народов — зависит уже от всех нас.
РБ XXI -век